— Оружие найдено!
Бош ткнул меня пальцем в грудь:
— Стойте на месте.
Я смотрел, как он и Армстед подошли к группе офицеров, склонившихся под освещенным фонарем оружием. Потом у меня за спиной зазвучала увертюра к «Вильгельму Теллю», и я, обернувшись, увидел свой сотовый телефон. Он лежал на гравии со светящимся, точно маячок, зеленым экраном. Я поднял его, ответил на вызов:
— Я перезвоню тебе, Киско.
— Только давай поскорее. У меня важные новости.
Закрыв телефон, я увидел, как Бош подошел к Максуини и прошептал ему что-то на ухо. Ответа Бош дожидаться не стал. Просто пошел в мою сторону. Даже в тусклом свете луны видно было, как он возбужден. За Бошем шел Армстед.
— У него была «беретта-бобкэт», такая же, из какой убили Винсента, — сказал он. — Скажите, чем это можно объяснить, Хэллер? Если результаты баллистического исследования покажут совпадение, возникнет вопрос, почему он хотел убить и вас тоже?
— Я этого не знаю.
— И от кого он получил имя вашей подруги, которое назвал по телефону?
— И этого я тоже не знаю.
— Тогда какой от вас вообще прок? — поинтересовался Бош.
Вопрос в самую точку.
— Послушайте, детектив, я…
— Ладно, не важно. Садитесь в машину и катитесь отсюда куда подальше. Нам пора браться за дело.
Он пошел к задержанному, Армстед за ним. Я поколебался, потом окликнул их. Бош возвратился один.
— Только давайте без выкрутасов, — нетерпеливо сказал он. — У меня нет времени.
— Хорошо, я хотел сказать лишь одно. По-моему, он собирался обставить все так, словно я сам спрыгнул с обрыва. Покончил с собой.
Бош обдумал мои слова и покачал головой:
— У вас на руках дело десятилетия, друг мой. Вы популярны. Вас показывают по телику. У вас ребенок, о котором вы не можете не думать. Версия самоубийства не проходит.
Я кивнул:
— В том-то и дело, что проходит.
Он молча смотрел на меня, ожидая объяснений.
— Я лечусь от наркозависимости, Бош. Все выглядело бы так, словно я не вынес связанного с процессом напряжения, всеобщего внимания и спрыгнул с обрыва. И это наводит меня на мысль, что…
— Что?
Я указал на присяжного номер семь.
— Что он и те, на кого он работает, знают обо мне очень многое. Они изучили мое прошлое. Обнаружили в нем наркотическую зависимость и имя Лэни — и разработали надежный план, позволяющий избавиться от меня. По-моему, они считают, что я слишком много знаю.
— А вы знаете?
Прежде чем я успел ответить, Максуини закричал:
— Эй! Эй, там! Я хочу договориться!
— Примите мой совет, — сказал я. — Куйте железо, пока горячо. Прежде чем он вспомнит, что ему полагается адвокат. Но сначала ответьте на один вопрос. Предполагалось, что по ночам наблюдение за мной будет вести только одна машина. А их с вами вон сколько прикатило. Что заставило вас передумать?
Бош махнул Армстеду рукой: ступайте к Максуини.
— Так вы действительно ничего не слышали?
— О чем?
— Завтра можете спать допоздна, адвокат. Процесс завершился. Ваш клиент мертв. Кто-то убил Эллиота и его подругу, когда они, пообедав в ресторане, возвращались домой. Электрический замок на его воротах не сработал, он вышел из машины, чтобы открыть их вручную, и получил пулю в затылок. Нину Альбрехт прикончили в машине.
Потрясенный, я отступил от него на полшага.
— Мне сообщил об этом знакомый судмедэксперт, и я понял: кто-то затеял сегодня большую уборку. И решил снова собрать всю команду. На ваше счастье.
Теперь я смотрел сквозь Боша.
— Да, — сказал я. — На мое счастье.
Процесс завершился, однако во вторник я все равно пришел в суд. Занял место рядом с креслом, в котором просидел последние две недели Уолтер Эллиот. Допущенным в зал фотографам кресло это, похоже, очень нравилось. Они фотографировали его и никак не могли остановиться.
По другую сторону прохода сидел Джеффри Голанц. Вот уж действительно самый удачливый обвинитель на свете. Вчера он покинул суд, полагая, что его ждет поражение, способное здорово подпортить ему карьеру, а сегодня вернулся сюда с незапятнанным послужным списком. Сказать мне ему было нечего, мы просто сидели и ждали судью.
А вот в зале, среди публики, разговоры велись во множестве. Новость об убийстве Уолтера Эллиота и Нины Альбрехт будоражила людей. О покушении на мою жизнь никто не судачил. Бош и Армстед попросили меня молчать о нем, чтобы они могли без спешки заняться согласившимся сотрудничать с ними подозреваемым. Ну и я тоже согласился сотрудничать с ними. До определенного предела.
Судья Стэнтон появился в зале ровно в девять. Глаза у него были припухшие, похоже, спал он этой ночью очень мало. В зал впустили присяжных, и, если кто-то из них и знал о случившемся, они ничем этого не показали. Взгляды нескольких из них, пока они усаживались, останавливались на пустующем рядом со мной кресле.
— С добрым утром, леди и джентльмены, — произнес Стэнтон. — Сегодня я собираюсь освободить вас от дальнейшей работы на этом процессе. Прошлой ночью ответчик стал жертвой убийства.
У половины присяжных одновременно отвисли челюсти.
— Я понимаю, для вас это новость шокирующая, — сказал, обращаясь к присяжным, Стэнтон. — Будем надеяться, власти сумеют быстро добиться того, чтобы тот или те, кто это сделал, предстали перед судом. Но обо всем этом вы узнаете из газет и теленовостей. Я же хочу поблагодарить вас за работу. Вы свободны.
Мы в последний раз встали, провожая присяжных. После того как все они вышли из зала, судья поблагодарил меня и Голанца за профессиональное поведение во время процесса и торопливо удалился в свой кабинет. А потом я долгое время простоял совершенно неподвижно. Голанц подошел ко мне, протянул руку, я машинально пожал ее.